Московские послы и гонцы в первой половине XVII столетия ездили в Крым обыкновенно через два года. Они обязательно являлись в Бахчисарае с поминками и усиленно добивались ханcких шертных мирных грамот. Главный Крымский тракт шел из Москвы на Тулу, Новосил, Оскол и Валуйки.

Положение наших послов во время их путешествий в Крым для великого государева дела было крайне опасное. Степь кишела татарскою и русскою вольницею и все мурзы и атаманы отлично знали, что Московские гонцы ехали в орду не с пустыми руками: в их обозах хранилась денежная казна, дорогие меха, оружие, шелковые ткани, панцири и разные хитрые изделия Московских придворных мастеров. Поэтому добрые молодцы слишком зарились на посольское богатство и стремились воспользоваться им. Вследствие этого посольские караваны старались проходить степи самыми глухими местами, в сопровождении опытных степных вожей. В Крыму наших послов обыкновенно не чествовали. Нередко Бахчисарайские дипломаты заговаривались до того, что требовали себе у Московского правительства Казани и Астрахани и многих коренных русских городов? и Москва в этом Татар обнадеживала посулами. Кроме того Крымские ханы в грамотах своих были крайне невежливы и выражали нашим царям повеление, а самих послов и гонцов нередко подвергали побоям. За это наши дипломаты мстили надменным гиреям тем, что писали своих царей отчичами и дедичами всех восточных, западных и северных государей, а чтобы ханы не очень обижались на это, им увеличивалось количество поминок.

Посольство стольника Приклонского отправилось в Крым в 1643-м году, в сопровождении подьячего Лаврова, переводчиков, кречетников, вожей и служилых воинских людей. Посольский поезд шел, по словам статейного списка, день и ночь самою скорою ездою наспех, и от той езды в телегах многие лошади падали и их на дороге метали. Вследствие совершенной пустынности наших украйн Приклонский останавливался на отдых в необитаемых местах, раскидывал шатры и от скуки потешался иногда ястребиной охотой.

Причина посольства Приклонского была такова. В течение всей весны и всего лета 1643-го года Крымцы под начальством 30 мурз, из которых набольшим был мурза Мустафа, беспрерывно нападали на нашу Тамбовскую украйну и много полону взяли. Татарское хищничество лучше всего выражается в царской грамоте на имя Крымского Хана Махмет-Гирея. «На наши украинные городы,— писал царь Михаил Феодорович,— твои брата нашего воинские люди, Крымские, Азовские и Темрюцкие, войною неправедно приходили и Козлова города воеводу Ивана Ляпунова ранили и многое разорение починили и поимали многия тысячи полону. И мы, великий государь, тому гораздо дивимся и просимъ техъ твоихъ воровъ смертию казнити, а взятой ясыръ вели къ намъ отпустить для братской любви и дружбы. Въ лето сие мало не весь Крымъ, переменяючись, перебывалъ въ нашихъ местахъ, и то намъ великому государю гораздо сумнительно, ибо за нарушение шерти надобно Бога бояться и нашу любовь и дружбу помнити».

В глубокую осень Приклонский дошел до Крыма и остановился шатрами близ Перекопа. Чины посольства имели право ожидать более или менее почетной встречи, но вместо того, по наущенью главных Бахчисарайских мурз, они в один день лишились вcех коней, которые были ловко украдены привычными к подобным операциям Крымскими абреками. С этого времени начинается целый ряд самых грубых оскорблений и притеснений, которые были испытываемы со стороны Татар всеми чинами нашего посольства. Приближалась зима и в Крымских степях стояли уже довольно чувствительные холода, между тем лагерь посольский нарочно поставлен был на самом открытом месте, вдали от воды, и окружен был бдительною сторожевою цепью. Приклонский и его товарищи таким образом оказались как бы под стражей, в плену. Впоследствии наш посол так жаловался царю на свои беды: «теснота намъ во всемъ была великая и корму намъ ханъ Махмет-Гирей продавать не велелъ».

В конце зимы посольство допущено было наконец в Бахчисарай. Посла и всю его свету поместили на пустом дворе, в студеной палате, и окружили приставами и никуда без караула не пускали. В то же время, несмотря на всю бдительность Московских служилых людей, началось усиленное воровство в посольском обозе. Особенно много покрали из рухлядей. К Приклонскому и Лаврову часто заходили мурзы и надменно требовали себе у них подарков. Послы просили подождать общей раздачи, а их за это бесчестили, лая матерны, Лаврова били по щекам, морили голодом и грозили привязать к пушке, самого же Приклонского драли за волосы и били плетьми по голове. «Не послы вы,— неистово шумели драчливые мурзы,— а данники наши!»

Как бы то ни было, Приклонский получил позволение явиться к хану. Махмед-Гирей сидел на возвышенном месте, близ него стояли царевичи Калга и Нуредин, далее — младшие ханские родственники, еще далее — вельможи и мурзы. Когда послы вступили в приемную палату, царевич Калга заставил их стать на коленки. Во время аудиенции прочитана была царская любительная грамота с известными жалобами на разорение украинных городов и на обиды Московским послам: «и то межъ иныхъ государей,— писал царь Михаил Феодорович,— не повелося и мы, великий государь, по нашему государскому милосердому нраву твоихъ гонцовъ допускали видеть наши царския очи вскоре и твои царевы граматы принимали. А въ твоихъ граматахъ пишешь намъ повеления, не называешь насъ самодержцемъ, и таково писать непристойно.»

Царские требования так выражались в любительной грамоте: «порубежныхъ нашихъ городовъ и селъ и деревень не воевать, весь ясыръ вернуть, жить въ дружбе, довольствоваться присылаемыми поминками и на томъ стоять впередъ навеки крепко и неподвижно.»

По прочтении царской грамоты началась раздача поминков. Татарам выдано было 18 сороков соболей в разную цену, от 250 до 25 рублей за сорок. Кроме того им же роздано было несколько сот шуб: собольих, куньих, шуб — хребты белые и шуб — черева белые. Денежные поминки израсходованы были в таком количестве: хан Махмет-Гирей получил за год 4000 рублей, царевичи Калга и Нуредин — по 500 рублей, младшие царевичи — по 100 рублей, Маметша-ага — 200 рублей, остальные придворные мурзы — по 50 рублей и наконец придворная прислуга — по 24 рубля на человека.

Московские поминки видимо понравились крымцам, поэтому они вдруг стали вежливее и сговорчивее. Приклонскому сам Махмет-Гирей объявил, что в следующее лето будет размен, полоняников. Чины посольства были переведены в лучшее помещение. Однако мелкие набеги Крымских мурз и уланов на наши украйны все-таки продолжались…

В 1644 году ожесточенный враг Москвы Махмет-Гирей бежал в Стамбул. Крымским ханом сделался Ислам-Гирей. В это время царь Михаил Феодорович в интересах Московских украйн завел дипломатические сношения с турецким султаном Ибрагимом и, опираясь на это, настойчиво стал требовать в Бахчисарай через Приклонского, чтобы ордынцы унялись и украйн отнюдь не разоряли.

«И тебе бы брату нашему Ислану-царю,— писал Михаил Феодорович,— учинить съ нами, великимъ государемъ, докончанье по повеленью и письму Ибрагима, салтанова величества, и полоняниковъ русскихъ людей прежнихъ и последнихъ войнъ отпустилъ бы ты къ нам безъ окупу, а которые крымские воры наши украйны воевали, и ты бъ велелъ казнить ихъ смертию.»

С переменою правления в Бахчисарай наши отношения к Крымской орде, однако, не улучшились. Татары по-прежнему не унимались и в том же 1644-м году мелкими партиями воевали наши степи, в том числе и Тамбовские до самой зимы беспрестанно. Эти мелкие Крымские хищники, которые приходили к нам на свой страх, в XVII столетии назывались у нас ворами-зипунниками. Расчеты на покровительство турецкого султана Ибрагима тоже не оправдались. В конце лета 1644-года, по распоряжению нового крымского хана Ислам-гирея, на все наши украйны двинулись из орды многолюдные конные толпы. Тогда началось страшное избиение почти беззащитных жителей Тамбовского края. Более молодых и красивых обывателей наших селений Татары арканили и гнали в Крым. Остальных убивали. В сентябре 1644-го года вся степная часть нынешней Тамбовской губернии представляла мертвую пустыню и обширное пожарище. Крымцы пожгли все, даже и хлеб на полях. Домашний скот отчасти угнан был в орду, отчасти перебить… «И такого разоренья,— жаловался въ орде Приклонский,— потравы и полону нашимъ украйнамъ николи не бывало.»

Главным виновником нашего разорения в описываемое время был Крымский царевич Калга. Фанатическая вражда его к России происходила главным образом от того, что ему сильно хотелось вернуть под мусульманскую власть Казань и Астрахань. В этом смысле он говорил и Приклонскому, но тот, помня свою инструкцию, твердил неизменно одно и тоже: «Казань и Астрахань — земли издавна государские и иные речи про них говорить негоже и нестаточно». Уезжая из Бахчисарая, Приклонский получил ханскую шертную грамоту. Она была изложена в таких выражениях.

«Великия орды великаго царя царево слово учинили есми съ братомъ нашимъ царемъ и великимъ княземъ Михаиломъ Феодоровичемъ. Быть намъ въ доброй и крепкой братской дружбе и въ любви отъ нынешняго дни и впредь на веки отъ детей на внучата и везде быти намъ другу его другомъ, а недругу его — недругомъ, и на всякаго недруга стояти за одинъ. И въ великое Московское государство войною намъ и царевичамъ и племянникамъ нашимъ, агамъ и мурзамъ не ходить и городовъ Московскихъ не разорять».

Далее шли приятные речи о взаимно-выгодной и безопасной торговле и прочих благах мирного жития. Но все это забывалось конечно еще раньше, чем высыхали чернила… И снова жадные и немилостивые хищники громили наши украйны.

Беспрерывные Крымские тревоги XVII века сделали то, что в нашем Тамбовском крае до XVIII столетия все крестьяне выходили на полевые работы с оружием. Многие селения укреплены были надолобами.

На сторожевых вышках день и ночь стояли караульные. Можно сказать, что Тамбовский край в течение всего XVII столетия был совершенно на военном положении. Некоторые местные обыватели прямо приписаны были к военному сословию и назывались казаками и солдатами.

В царствование Алексея Михайловича нашему краю стало немного легче. Крымцы, как известно, заодно с Богданом Хмельницким воевали Польшу. Наши Донцы наводили тогда страх на турецкие города и Махмет-салтан не знал что делать с ними. Но это сравнительно счастливое время продолжалось недолго, всего года три. Затем снова пошли набеги, снова обильно потекла русская кровь, снова русские и в том числе Тамбовские полоняники наполнили собою Татарские и Турецкие невольничьи базары. Поэтому в 1653-м году в Бахчисарай отправлено было новое посольство. Для государева великого посольского и земского дела в послех поехал стольник Хомяков с подьячим Клочковым. По обычаю, и этому посольству пришлось испытать в Татарских степях много горя. Однажды подьячий Клочков ночью немного отстал от своего обоза. Тогда на него наехали Татары, ограбили, били плетьми, связали, привезли в один улус и морили там голодом. К самому Хомякову постоянно на дороге являлись разные мурзы и требовали себе почести, т.е. денег и соболей. Тщетно посол отговаривался: «о чем вы прошаете, о томъ и помыслить немочно и прежъ сего такихъ великихъ запросовъ не бывало». Татары все-таки продолжали назойливо приставать и в конце концов получали подарки.

В декабре 1653-го года посольство представлялось Ислам-Гирею с поминками. Хану особенно понравились кречета царской потехи. Он брал их в руки и долго любовался ими. Вообще же остался подарками недоволен и грозил послам бесчестием и теснотою. Бахчисарайские повелители, очевидно, еще не ясно сознавали, что Татарское иго для Москвы давно кончилось, и потому смотрели на царские поминки, как на должную им и обязательную дань. Между тем в Москве придавали поминкам значение царского жалованья. Таким образом более двух столетий между двумя соседними народами происходило странное и упорное недоразумение…

До какой степени часто наши дипломаты должны были видаться с Крымом, это видно из следующего перечня посольств. В 1626-м году в Крым ходил послом стольник Тарбеев. В 1628-м году — стольник Кологривов. В 1630-м году — стольник Воейков. В следующем году — дворянин Соковнин. Через два года — дворянин Анисимов. Через три года — стольник Фустов и еще через два года — Светозаров. Все это были большие посольства и с щедрыми поминками. В их штатах были приказные люди, толмачи, вожи, кречатники и всякие служилые люди. Но не спасали все эти посольства наших украйн от дикого татарского разорения. Вследствие этого нашим предкам, старинным Тамбовцам, слишком жутко и тревожно жилось и не рады они были своему лесному и степному приволью… Между тем и внутри Московского государства начинались великие бедствия.

В конце 60-х годов XVII-го столетия весь Московский юго-восток смущен был известным казацко-крестьянским движением Стеньки Разина.

Государственная смута, грозившая всему русскому государственному укладу, широко распространилась в Волжском бассейне и не миновала и нашего края. Именно об этом печальном эпизоде Тамбовской исторической жизни и будет наша речь в третьей главе, на основании боярских отписных грамот, которые в настоящее время хранятся в Московском архиве министерства юстиции.

http://otambove.ru