Как известно, Тамбовские и Пензенские крестьяне издавна сильно стеснены были крепостными порядками. Поэтому они ждали царской воли с чрезвычайным нетерпением. Но воля долго не приходила: петля по-видимому все крепче и крепче затягивалась, и вот по всей русской земле громко пронеслось давно жданное великое слово царской любви к народу. Радостно встрепенулись подневольные люди, точно светлый праздник осветил всю Русь… Однако воля давалась, конечно, не вдруг, нужно было сохранить и помещичьи экономические интересы. Этой-то последней необходимости и не хотели понять некоторые наивные крестьяне, неосновательно и фантастически уверенные в совершенно радикальном изменении своего быта. Как люди совершенно неразвитые и скудоумные, они не слушали или не понимали предостережений и толкований и бессознательно делались государственными преступниками. Таковыми были по преимуществу крестьяне Керенского уезда.

7-го апреля 1861 года становой пристав Кандагаров читал в селе Кандевке, Керенского уезда, крестьянское положение. В это время из толпы раздался крик: «не то положение читаешь, в селе Высоком священник читал другой указ, который дает совершенную волю, и мы на работы к своему барину ходить не будем». Становой, по старой полицейской привычке, вздумал было захватить крикунов, но весь Кандевский сход в количестве 500 человек стал за них и воспрепятствовал аресту. «Не выдадим своих,— шумели крестьяне, надвигаясь на станового,— когда дана воля, то что за господские работы».

Так началось возмущение в селе Кандевке (имение помещика Волкова). А отсюда движение быстро распространилось далее и разом охватило несколько больших сел Керенского, Чембарского и Моршанского уездов. Главными его деятелями впоследствии оказались крестьяне села Высокого, Чембарского уезда: Коровяков, Егорцев и Кошелев, которые разъезжали по разным уездам и волновали народ. Скоро оказали неповиновение помещику Охотникову крестьяне деревни Ильинской и не пошли на барщину. Разумеется, к ним приехал становой, все тот же Кандагаров, и стал читать положение. Но Ильинские крестьяне сразу перебили его и закричали: «не тот указ читаешь, это — мошенничество; земли скорей нам подавайте».

Из деревни Ильинской волнение перешло в имение графа Вьельгорского, в село Троицкое, жители которого стали созывать к себе окрестных крестьян. Сигналом для этого был у них высокий шест с большим красным платком-знаменем. Мужицкое знамя вставили в колесо, колесо положили в телегу и в таком виде символ крестьянской неурядицы и недоумения развозили по селам. Шли за этим оригинальным поездом массы крестьянства, покидая барщину и хозяйство, не боясь господ и их управителей и громко сельские воротилы выкрикивали: «пойдем в церковь выбивать волю».

Многосотенная крестьянская толпа подошла к дому Троицкого священника Сперанского и шумно стала требовать у него волю.

—Нет у меня такой воли, какой спрашиваете,— говорил растерявшийся Сперанский.

—Врешь,— возражали ему,— воля лежит на престоле с Егорьевским крестом и с знаменем Пресвятыя Богородицы и если мы найдем ее в церкви, то повесим тебя вверх ногами.

Крестьянское волнение таким образом стало принимать грозные размеры. В одном имении графа Вьельгорского возмутившихся крестьян было около четырех тысяч, да в Кандевке около тысячи, да в других селах десятки тысяч крестьян более или менее готовы были присоединиться к Кандевскому делу. Полицейские чины призадумались. И было от чего. Чаще и чаще стали происходить факты вроде следующего.

9-го апреля 1861 года вдова священническая жена Студенцова встретила на большой дороге из Чембара в Керенск четырех крестьян.

—Откуда идете?— спросила она их.

—Из села Поима; читали там вольную, по которой не велено слушаться помещиков, а если где-нибудь попадутся земские чиновники, то надо бить их и тут же закапывать в землю. И бар тоже нельзя щадить. Дома их приказано пожечь и с людьми в них живущими.

«Хоть вешай нас,— начали говорить возмутившиеся крестьяне на своих сходах в присутствии полицейских чинов,— а какой следует оброк за землю мы заплатим не помещикам, а самому государю. И работать на господ два года тоже не хотим, потому срок этой работе давно прошел, а начало ему, этому сроку, было в 1857 году».

Ввиду подобных происшествий губернское начальство обратилось к содействию военной силы и дало знать об этом высшим Петербургским властям.

В Кандевку, куда успели уже собраться крестьяне окрестных деревень в количестве более трех тысяч человек, вступила 2-я рота Казанского пехотного полка. Но этого оказалось очень мало, потому что и из других сел стали получаться тревожные известия. В селе Черногае произошла даже схватка между ротой и крестьянами и успех был не на стороне военной силы. Правда, 4 крестьянина были убиты, а 8 ранены, зато и солдаты потеряли двоих товарищей; кроме того у всех их отняты были ружья. Чембарский исправник и управляющий Черногайским имением, явившиеся на крестьянский сход под прикрытием военной силы, были схвачены крестьянами и закованы в железа, между тем как становой и ротный командир быстро ускакали из Черногая. Тогда в Кандевку, бывшую центром крестьянских волнений, прибыли еще 3 роты. Шли они на войну с мужицкой силой в полной боевой амуниции, с запасом боевых снарядов и сухарей и с соблюдением всех военных предосторожностей. В это время весь Казанский полк был приведен на военное положение и его эшелоны, кроме Кандевки, были направлены на Черногай и Поим.

16 апреля 1861 года в Кандевку прибыл генерал-майор Дренякин. К этому времени в возмутившемся селе крестьян собралось уже более 8 тысяч и следовательно необходимы были меры быстрые и решительные. Надевши полную генеральскую форму, Дренякин начал урезонивать и успокаивать Кандевцев, но все его увещания оказались тщетными. Тогда войскам приказано было стрелять. Начались залпы… Однако и под выстрелами крестьянин Буданов кричал: «а мы все-таки не пойдем работать на помещиков».

—Помрем,— поддерживал Буданова крестьянин Туриков,— а неволиться не станем: прошли барские времена.

После нескольких залпов крестьянская толпа оторопела, заволновалась и побежала, оставивши на месте побоища 11 трупов и 28 раненых. В числе убитых был глубокий (80-летний) старик Фимушкин.

Немедленно началась переборка: более виновных отделяли от менее виновных. В числе первых были, между прочим, следующие лица.

Гвардейский временно отпускной солдат Горячев, 26 лет. «Солдату надо,— говорил он на мирском сходе в самом начале крестьянских волнений,— стоять за мужиков». Вследствие этого он не повиновался уездной полиции, грубил членам следственной комиссии и, не ломая шапки, слушал чтение царского положения.

Против имени Горячева в списки подсудимых рукой Дренякина была написана такая конфирмация: «лишается военного звания и медали и по наказании шпицрутенами чрез 100 человек 7 раз ссылается в отдаленные Сибирские рудники на 15 лет».

Вторым важным подсудимым по Кандевскому делу оказался старый 72-летний гренадер Елизаров, украшенный четырьмя знаками военного ордена, бывший герой отечественной войны. Когда генерал Дренякин явился перед крестьянской толпой, старик Елизаров стал впереди всех и заговорил: «мы все должны стоять за правое крестьянское дело, за Бога и за Царя». Что сделали с ветераном-гренадером — неизвестно. Против его имени никакой конфирмации нет.

В окончательной форме суд произнесен был над подсудными крестьянами 17 апреля, по телеграмме от шефа жандармов. Виновных разделили на три категории. Первую лишили всех прав состояния, телесно наказали и сослали в рудники. Здесь было 18 человек.

Вторую категорию, по наказании шпицрутенами или розгами и по лишении прав и состояния, отправили на поселение. Этих было 29 человек.
В третью категорию попали только 9 человек. Им отсчитали по 300 розог и затем отпустили по домам *).

Печальная церемония экзекуций происходила над Кандевскими крестьянами и их соучастниками 18 апреля. Присутствовали при этом генерал-майор Дренякин, Пензенский жандармский штаб-офицер, Керенский уездный предводитель Ранцев, чины уездной полиции и все офицеры Казанского полка. Эта решительная и, конечно, суровая мера спасла целый край от новых волнений и во всяком случае прошла небесследно и во всех других губерниях, для которых Кандевское прискорбное событие послужило предостережением и вразумлением.

* Примечание. В 1864 году все сосланные в Сибирь по Кандевскому делу всемилостивейше были прощены и возвратились домой.

http://otambove.ru