Вскоре после известного Московского чумного бунта Воронежский губернатор А.М. Маслов прислал в Шацкую провинциальную Канцелярию ордер следующего содержания: «въ империи обнаружилась прилипчивая смертная язва и отъ той язвы люди скоропостижно помираютъ, посему надлежитъ принимать наикрепчайшую предосторожность и следить за ее развитиемъ недремлющими глазами подъ опасениемъ тяжкаго по законамъ взыскания. Присемъ воеводамъ провинции поставляется на видъ произшедшее въ Москве въ подломъ народе замешательство, дабы беглецы и зараженные изъ Москвы не могли распространить заразы по уездамъ Шацкой провинции.»*

Провинциальные власти, уже немало напуганные молвой о Московской чуме, немедленно приняли против нее свои меры и гонцы-солдаты поскакали во все провинциальные уезды с самыми строгими предписаниями провинциальных воевод. Вскоре во всех Тамбовских и Шацких уездах назначены были карантинные смотрители из местных дворян. На въездах и выездах всюду поставили обывательские караулы. Всем дворянам, купцам и мещанам вменено было в обязанность сидеть дома и таким образом подавать пример добропорядочной жизни невразумительному народу. Дома и пожитки велено было чаще проветривать и с наступлением зимних холодов вымораживать. Кругом сел и городов и внутри дворов начали курить дегтем, навозом, ельником и можжевельником. Сообщения края внезапно почти совсем прекратились, потому что на всех заставах беcпрепятственно пропускали одних только правительственных курьеров.

Тогда началась великая и повсеместная беда в наших провинциях. Крестьяне бросили посевы и жители многих селений подверглись голодной смерти. В базарных селах и городах приостановилась торговля**.

Провинциальные фабрики и заводы были закрыты. На пристанях задержаны были струги и барки с хлебом, солью и разным товаром. На одной Вышенской пристани (на р. Выше) разом подвергли шестинедельному карантину более 40 стругов. От неосторожного куренья на карантинных заставах и дворах начались беспрерывные пожары. «Отъ великихъ огней,— жаловались наши воеводы,— особливо во время ветровъ и вихрей, бываютъ многия пожарныя спаления». Напуганное слухами о чуме духовенство нередко отказывалось совершать церковные требы, вследствие этого родильницы оставались без очистительных молитв, младенцы — без святого крещения; больные умирали без исповеди и причастия, а умершие лишались христианского погребения. В народе началось усиленное пьянство, которым толпа думала залить ту панику, которая овладела ей вследствие разных действительных и мнимых ужасов чумной заразы. В 1771 году питейная контора в одном городе Шацке продала более 19,000 ведр водки. В эти бедственные времена крестьяне некоторых Тамбовских и Шацких сел, крепостные и экономические, взбунтовались и не хотели признавать никаких властей. С особенной силой крестьянские бунты обнаружились в селах Дерябкине и Липягах. Между Шацком и Тамбовом появились сильные разбойнические партии, так что и проезду иметь было невозможно. Таким образом чумная паника потрясла у нас коренные общественные основы…

Общая тревога увеличивалась от тех беспорядков, виновниками которых часто были сами карантинные смотрители и караульные. Иногда у въезжих ворот все часовые были неграмотны, поэтому задерживали проезжих до приезда карантинного смотрителя. Впрочем, за водку и за деньги караульные часто пропускали и безбилетных, а по неопытности и недосмотру смотрителей свободно проходили заставы и такие путешественники, у которых были фальшивые билеты, фабрикация которых сделалась в то время специальным промыслом в некоторых селах Шацкой провинции. Иные карантинные смотрители по своему скудоумию вовсе не признавали чумной заразы, представляли все на волю Божью и утешались в своем бездействии беспрерывными кутежами. Таким образом многие заставы превратились в самые разгульные кабаки и шло там разливанное море и в похмельном чаду забывали легкомысленные люди о грозной каре Божией. Некоторые дворяне-вотчинники не слушались начальства и не хотели допускать в свои имения карантинных смотрителей. Так например, когда смотритель Богомолов приехал в Кирсановское имение Свищова, то помещик прогнал его и за объявление карантинных правил грозил перебить ему руки и ноги. В имении у этого сердитого помещика уже немало было странных смертных случаев, в его приходской церкви давно уже прочитано было правительственное объявление о заразе, а он все свое твердил: «прилипчивой болезни у меня в имении нет и быть не может.»

Хмельные смотрители и караульные, притесняя проезжих и прохожих, иногда снимали с них всю одежу и отбирали всю поклажу и деньги, бросая последние ради ассенизации и безвозвратно в квасную гущу. Вследствие этого крестьяне начали ездить но дорогам толпами и вооружаться для безопасности от карантинного начальства дубинами. Находились и такие радетели общественного блага, которые совершенно бессмысленно пользовались своим смотрительством, беспричинно притесняя народ. Один из таких народных опекунов, дворянин Евсюков, ездил по селам и заставам и бил караульных и приезжих без всякой вины немилостиво. Когда же наступила зима 1771 года, то во всех селах своего смотрительского района он выгнал обывателей из изб с целью проветривания воздуха. А как на грех та зима была лютая и от той морозной лютости замерзал народ. От этого энергического распоряжения нелегко было и взрослым людям, но в особенности жутко было на морозе малым детям, которые начали помирать от простуды в огромном количестве.

Лучшей памяти заслуживают следующие карантинные смотрители: Богомолов, Свечин, Аничков, Фролов-Багреев, Владимиров и Суровцов. Эти в простоте своей усердно жгли навоз и не давали езду и ходу ни конным, ни пешим… Конечно, в их деятельности особенного разума не было, зато много было посильного честного усердия.

К числу условий, благоприятствовавших развитию чумной эпидемии 1771 года, надобно отнести также почти совершенное отсутствие у нас медицинской помощи и гигиенических предосторожностей. В 1771 году во всей Шацкой провинции было только два врача: Зигфрид и Рамелоф — оба крайне сомнительные в научном отношении. В то же время во всех Тамбовско-Шацких городах и селах покойников хоронили около приходских церквей и притом зарывали их небрежно и неглубоко. В Кадомском уезде в 1771 году был конский падеж и всю палую скотину зарывали внутри сел, часто и во дворах, и только самые осторожные обыватели сваливали падаль на выгонах. От этого происходило то, что собаки ежедневно разрывали трупы животных и с кусками зараженного мяса разбегались по всем усадьбам. О всякой другой грязи и нечистот, с которыми издавна так свыкся простой русский человек, и говорить нечего; в описываемое нами время все русские поселения были еще обильнее всякими миазмами, чем теперь… Правда, по нашим провинциям безденежно рассылались печатные экземпляры с указанием предохранительных мир и лечения от заразы, но редкий из наших предков обращал на них какое-нибудь внимание.

Подробных сведений о развитии местной чумной заразы 1771 года мы не имеем. Впрочем и те отрывочные архивные данные, которые находились в нашем распоряжении, свидетельствуют о грозных размерах эпидемии и довольно ярко рисуют нам картину народного бедствия, память о котором в настоящее время почти исчезла в нашем крае.

* Несомненно, такой же ордер был послан и в Тамбов, вместе с Шацком подчиненный Воронежскому губернатору, но нам не удалось прочитать его в архивах.

** Некоторые города, например Моршанск. терпели от этого страшные убытки. В описываемое нами время Моршанск вел обширную хлебную торговлю. Например 7 марта 1771 г. в Моршанск въехало 11,560 подвод. 8-го 13,191 подвода, и вдруг вся эта торговля прекратилась…



С особенной свирепостью чума действовала в селах Конобееве и Аладьине, по всему течению реки Цны и в городе Козлове. Все эти зараженные места оцепили и предоставили их собственной участи. Изредка к их заставам подвозили провиант, причем извозчики, свалив в кучу свою поклажу, опрометью скакали назад и даже денег не брали, вполне доверяя чумным обывателям, которые бросали следуемые с них деньги в квасную гущу. Деньги от кислоты чернели, а народ объяснял это явление силой эпидемии и окончательно поддавался паническому страху. В города и села постоянно приходили известия, иногда преувеличенные о смертных случаях. Рассказывали о проезжавших по большим и проселочным дорогам, которые умирали внезапно. Подобные случаи действительно бывали… Тогда чумных покойников хоронили в лесах и полях в платье, до которого никто не смел прикоснуться. А телеги и сани тут же жгли. Погребавших же запирали месяца на полтора в необитаемые избы и строго охраняли их. В это время к заключенным никто не входил и пищу подавали им, по преданию, на длинных шестах-рогачах. «Зараза была такая сильная,— говорят местные старожилы,— что если кто притрагивался к зачумленному трупу каким-нибудь острым орудием, то видно было, как чумная чернота ползла вверх».

Едва ли не самое тяжелое впечатление на весь наш край произвел следующий действительно замечательный случай.

В сентябре 1771 года по реке Цне плыло казенное судно с арестантами, под начальством поручика Филиппова. Около села Высоких Полян судно вдруг остановилось, так как командир его бежал в Касимов и в экипаже обнаружилась ужасающая смертность. Все конвойные унтер-офицеры умерли, из малочисленной команды выбыло 24 человека, арестантов погибло 120 человек. «Мерли люди,— докладывал об этом происшествии Шацкому воеводе случайный командир казенного судна гарнизонный солдата Балясников,— скоропостижно и неведомою болезнию». По распоряжению Шацкого воеводы Лопатина зачумленную барку задержали на шесть недель и совершенно удалили от берега. Вместе с тем отдан был приказ провинциальной канцелярии, чтобы все военные и арестантские команды остановлены были в полях и чтобы они сами выстроили себе шалаши и жили в них в течение шести недель, уклоняясь от всякого сообщения с окрестными жителями.

Наибольшее количество умерших от чумы было в городе Козлове. По преданию, весь Козлов во время эпидемии был как бы мертвым городом. Все обыватели сидели дома и боялись выходить на улицу. Только караульные расхаживали по кварталам, подходили к обывательским окнам и кричали в известном смысле: ельник и можжевельник! Тогда измученные смертным страхом жители вспомнили Бога и понесли в храмы Божии свои жертвы. Шли в церкви купеческие молодицы и несли туда свои более или менее дорогие украшения, привешивая их к иконам Богородицы. Шли в церкви крестьянские труженицы и умилостивляли Бога холстами, которые они навешивали на иконостасы, и полотенцами, которыми покрывались иконы. Болезнь однако не унималась, но зато и вера народная крепла и легче стало Козловскому миру сносить иго Божие. С тех пор город Козлов славится по всей Руси богатыми церковными утварями и звучными колоколами. На площадях городских стали воздвигаться каменные храмы прочной архитектуры. Па-мятником великого народного бедствия 1771 года в городе Козлове в настоящее время служит соборная Покровская церковь, построенная гражданами, по подписке 23 октября 1771 года Козловские обыватели составили следующий приговор, копию которого мы приводим почти дословно.

«Города Козлова духовнаго и светскаго чина жители, видя праведно отъ Бога посланный на градъ сей въ смертной язве гневъ, страшась онаго, напоминая каждый грехи свои, прибегаемъ, смиряя постомъ души, къ Помощнице рода христианскаго — Богородице. И отныне да будетъ седмица сия отъ 24 октября по 29 — пост, а того дня светел праздникъ Божией Матери». 29 октября 1771 года Козловские жители устроили вокруг города крестный ход. За крестами и иконами, за протоиереем Иоанном и духовенством — шли все обыватели; малых детей взрослые несли на руках своих. В поле процессия остановилась и соборный протоиерей произнес, после уставного молитвословия, следующие простые и трогательные слова. «Владычица Богородица, утоли рыдание слез наших и призри на смирение наше!»

На другой день Козловские жители снова понесли в храмы свои умилостивительные жертвы. Тяжкая беда «равняла сословия, звания и состояния. Начиная с Козловского воеводы Михаила Карцова и до последнего работника все граждане смирились и духовно покорились духовенству. «Созижди, Боголюбивая Царица,— писали Козловцы в своем мирском приговоре,— соборный храмъ нашъ подъ смотрениемъ служителя твоего и отца нашего протоиерея Иоанна».

Козловская беда давно прошла. Давно уже состарились внуки свидетелей чумной заразы, но крестный ход в память 1771 года и теперь есть в Козлове. Только поста, приговоренного прадедами, не исполняют правнуки.

Не в одном Козлове общественная беда выразилась религиозно. Почти на всем пространстве обеих наших провинций произошел нравственный перепорот (к сожалению — временный). По известной русской пословице, многие люди от гнева Божия очнулись и перекрестились, забыли свои мелкие и крупные ссоры, забыли интересы всякого хищения и стали богомольными. Многие помещики начали строить ружные церкви и отпускать крестьян на волю, например князь А.А. Долгоруков, а в городах и богатых селах возникли кладбищенские церкви. Между тем во всех приходах принялись устраивать кладбища не ближе ста сажень от жилья и рыть могилы глубиной в три аршина. Кругом кладбищ появились ограды и канавы, чего прежде у нас не бывало.

В 1772 году чума в наших провинциях прекратилась. Но до самого 1774 года чиновники разъезжали по уездам для наблюдения за исполнением карантинных мер. Кругом сел стояли караулы, а во дворах и на выгонах горели огни, курился ельник, можжевельник, деготь и навоз. Все эти меры предосторожности разом были оставлены, как только пошли известные тревожные слухи с Поволжья. Таким образом одна народная беда сменила другую и трудно сказать, какая из них была горше для Тамбовско-Шацкого народонаселения, и без того далеко не избалованного условиями жизни.

Век Екатерины II вообще полон внешнего блеска. Блестящие победы русских войск, которыми предводительствовали истинные герои; великолепный Петербургский двор, в котором на первом плане фигурировали многочисленные и быстро сменявшиеся фавориты; вельможная и барская роскошь, удивлявшая заезжих иностранцев, быстрое и так сказать обрядовое сближение высших классов с западной Европой — вот показная сторона нашего славного века. Но за этими декорациями скрывалась темная, бедная и безправная жизнь народной массы, слишком дорого платившей за внешний государственный блеск.

http://otambove.ru