Курганы щебня, горы кирпича.
Архивов тайных драная бумага.
Горит пятно простого кумача
Над оголенным куполом рейхстага.

В. Субботин.

Войну кадровый офицер Петр Синельников встретил в первый же день. Двигаясь со своей батареей на Восток, познал всю горечь отступления, а в сорок третьем, умудренный боевым опытом, начал со своей батареей трудный, но радостный путь на запад.

Весной 1945 года наши войска подошли к Одеру.

Стоял конец марта, и река, выйдя из берегов, разлилась километра на два. Переправиться под огнем врага на левый берег, туда, где находится враг, выбить его из траншей и захватить плацдарм, на который будут впоследствии переправляться другие части, было нелегким делом. К тому же, отступая, гитлеровцы взорвали мосты через Одер. Все это еще больше осложняло выполнение боевой задачи. Южнее города Шведт обеспечить переправу передовых частей через Одер должна была батарея 44-го артиллерийского полка 33-й стрелковой дивизии под командованием старшего лейтенанта Синельникова.

Поступил приказ поставить орудия на дамбе, которая в весеннее половодье предохраняла местность от разлива. Во многих местах старая дамба была разрушена гитлеровцами. Сильные потоки полой воды ударялись в насыпь и устремлялись в прорывы, размывая ее все больше и больше. Немцы были совсем недалеко — на другой дамбе, метрах в двухстах пятидесяти от того места, где необходимо было поставить орудия. Это была первая линия обороны врага, а вторая проходила на следующей дамбе.

Днем все было видно как на ладони, и везти орудия по дамбе километра два до огневой позиции было нельзя. К. тому же немцы ожидали начала переправы советских войск и все время обстреливали дамбу из орудий и минометов, поэтому занять позиции лучше было ночью. Так и решили.

С наступлением темноты на лодках стали подвозить к будущей огневой снаряды. Противник не видел этого, так как лодки плыли позади дамбы, под ее прикрытием. К утру 600 снарядов солдаты положили в ниши, вырытые в скатах дамбы. Заранее были приготовлены ровики и окопы.

Когда зашла луна и наступило самое темное время ночи, а над рекой поднялся туман, Синельников приказал вывозить орудия. Обмотав тряпками вальки передков, чтобы они не скрипели, расчеты без шума выкатили орудия на огневую.

Рассвело. Немцы не заметили орудий — так хорошо они были замаскированы травой и водорослями. Противник обстреливал всю дамбу, но снаряды рвались в стороне от батареи. Наши артиллеристы, чтобы не обнаружить себя, не отвечали.

Когда рассеялся туман, было приказано начать артподготовку. Расчеты сбросили с орудий маскировку — и раздались первые залпы.

—Прошло минут десять, прежде чем немцы, ошеломленные тем, что увидели вдруг против себя точно из воды вынырнувшие советские пушки, сделали первые ответные выстрелы,— вспоминает Петр Андреевич Синельников.— К этому времени над позициями противника уже бушевал вихрь дыма, поднятой в воздух земли и летящих бревен. За пятнадцать минут одна наша батарея выпустила 200 снарядов, потом было приказано перенести огонь на вторую дамбу. Первая была так обработана артиллерией, что стрелковый батальон который мы поддерживали, переправился через Одер броском на тридцати лодках, потеряв при этом всего одного бойца раненым. Очень обрадовал нас пехотинец, связной, возвратившийся с того берега с донесением Он схватил в объятия первого попавшегося ему артиллериста, долго тискал его и целовал, благодаря за хорошую помощь.

Прорвав оборону немцев на Одере, наши войска устремились к Берлину. 23 апреля 1945 года под колесами орудий батареи Синельникова загрохотали булыжники берлинских предместий.

На следующий день артиллеристы поддерживали один из батальонов 73-го стрелкового полка. Было это в Панкове — пригороде Берлина. Пехотинцы вели отчаянный бой на улицах, в домах, во дворах. В азарте боя они так далеко вырвались вперед, что фланги батальона оказались открытыми, и немцы, воспользовавшись этим, утром прорвались в тыл артиллеристам и пытались захватить орудия.

В это время все три орудия батареи Синельникова только что снялись с огневой позиции и были в походном положении. Два орудия стояли на перекрестке улиц, а третье — на большом дворе, окруженном трехэтажными домами. Кругом горели здания, рушились стены, стоял неумолкающий гул гигантской битвы на улицах города.

Гитлеровцы пустили на батарею Синельникова танки Их было около двадцати. Весь расчет первого орудия погиб, командир второго орудия Желобаев и заряжающий были ранены. Синельников подбежал к орудию, оставшемуся без расчета.

Головная машина совсем близко. Комбат закрутил ручку подъемного, а затем поворотного механизма, прильнул к прицелу. Танк быстро ползет по горизонтальной линии прицела — ведь расстояние до него совсем невелико, все ближе и ближе к перекрестию.

Пора. Синельников рванул спусковой рычаг. Танк вздрогнул, остановился и задымился.

—Бронебойный! — сам себе в азарте боя командует Синельников.

Щелкнул затвор — и комбат посылает в канал ствола снаряд. И снова дергает спусковой рычаг. Взрывом сорвало гусеницу, мотор танка взревел на холостых оборотах, и тут же серо-желтое облако дыма скрыло его из вида.

Больше двадцати выстрелов сделал в упор командир батареи по фашистским танкам и четыре из них подбил. На улице создалась пробка. Остальные танки не могли двинуться вперед.

Но вскоре немецким автоматчикам все же удалось пробиться к позициям артиллеристов. Началась рукопашная схватка.

—В разгар схватки,— вспоминает Синельников,— смотрю, щит орудия, из которого я вел огонь, стал подниматься. Что такое? Я обернулся и увидел, что четыре немецких солдата и офицер, подкравшись сзади, соединяют станину и хотят укатить мое орудие под арку дома. На меня они, наверное, не обратили внимания: я был в телогрейке, без погон. Я выхватил из-за борта телогрейки пистолет и выстрелил в офицера, а затем дал второй, третий, четвертый выстрелы по солдатам, весь пистолет разрядил.

Минут через десять четыре немецких танка устремились на орудие Синельникова, но опять не прошли: все они были расстреляны прямой наводкой. Вдруг раздались дикие крики:

—Хальт! Хенде хох! — Это кричали немцы, выскочившие из-за угла дома. С другой стороны к орудиям подбиралось около 50 гитлеровцев. Завязалась автоматная перестрелка, на мостовой около орудий осталось 15 трупов немецких солдат.

Надо было быстрее принимать решение, как спасти орудия.

—Галопом к железнодорожному мосту,— скомандовал Синельников расчету орудия старшего сержанта Желобаева, стоявшему во дворе.

Из окон стреляли фаустники. Один фаустпатрон разорвался в нескольких шагах от орудия старшего сержанта Сачкова. Командир орудия упал, сраженный насмерть, лошади были убиты. Гитлеровцы снова бросились к орудию. Расчет Сачкова успел снять орудие с передков и дал чуть ли не в упор по гитлеровцам два выстрела осколочными снарядами. Наступило минутное замешательство в рядах врагов, а потом они опять с криками бросились к орудиям. Закипела рукопашная. Немцев было человек 60, а наших — 15. В ход было пущено личное оружие, многие отбивались от наседавших гитлеровцев прикладами. Немецкому офицеру удалось пробиться к орудию, и из-за щита показалась его рука с пистолетом. Синельников вырвал пистолет и в упор застрелил офицера. И на этот раз противник был отброшен.

—Не пойму, как это произошло,— вспоминает Синельников,— оглянувшись, я вдруг обнаружил, что стою на мостовой у пушки один, вокруг стрельба, но людей не видно. Оказалось, как это часто бывало потом в Берлине, схватка, начавшаяся на улице, сама собой переместилась в подъезды и подвалы домов, так как люди инстинктивно жались к стенам. Я решил, что прежде всего мне надо добраться до орудия Желобаева.

Пришлось ползти вдоль домов, из которых стреляли. Пули в нескольких местах пробили одежду, но ни одна не задела меня.

Найдя орудие Желобаева, Синельников приказал развернуть его и открыть огонь по перекрестку, где остались две наши пушки, чтобы не дать возможности противнику захватить их. Потом артиллеристам удалось вывезти орудия с перекрестка.

Когда это было сделано, связной командира части передал приказание вывезти одно орудие на соседний двор и оттуда вести огонь по улице. Во двор вела арка. Только расчеты выкатили из-под нее пушку, как с чердаков и из окон немцы открыли огонь. Бойцы бросились под арку, а пушка осталась во дворе. Немцы несколько раз выскакивали из подвалов и подъездов противоположного дома и подбегали к орудию, но каждый раз часть артиллеристов, засев во втором и третьем этажах, отбрасывала их гранатами и автоматным огнем.

—Товарищ старший лейтенант, все патроны вышли,— доложил запыхавшийся командир отделения разведчик Беляков. Его бойцы находились на третьем этаже.

—Отбивайтесь чем попало, бейте кирпичами,— приказал Синельников. И когда немцы попытались снова подобраться к пушке, со второго и третьего этажей на их головы полетели кирпичи. Так удалось отбить и эту попытку врага захватить орудие.

Бой длился уже два часа. Борьба затягивалась, а у солдат, находившихся вместе с Синельниковым под аркой, боеприпасы тоже были на исходе. Многие батарейцы были ранены. Надо было что-то предпринимать, чтобы спасти орудие.

Артиллеристы сняли с упряжек постромки, связали их и сделали какое-то подобие троса, на котором можно было затащить орудие со двора. Орудийные номера Горельский и Деменков под прикрытием огня товарищей сумели подползти к пушке и прикрепили трос к шворневой лапе. Но когда пушку тянули под арку, сошник дважды врезался в землю и орудие не двигалось с места, и дважды смельчаки Горельский и Деменков под огнем немцев ползли к пушке и поднимали сошник. Наконец орудие удалось затащить в крытый проезд между домами.

—К орудию! Огонь! — крикнул комбат.

Артиллеристы стали бить по подвалам и подъездам, где скопились гитлеровцы. Под прикрытием огня этого орудия артиллеристы дали возможность другим расчетам вытащить и другие две пушки. Развернув их в трех направлениях, артиллеристы своим огнем расчистили проход для пехоты и обеспечили подвоз снарядов. Кольцо врага было прорвано.

30 апреля батарейцы Синельникова, сопровождая пехоту, подошли к самому рейхстагу, и комбат лично сделал по нему несколько выстрелов. Здесь, в поверженном Берлине, артиллеристы и встретили День Победы. Во время штурма города батарея Синельникова уничтожила 5 танков, 13 вездеходов с прицепами и много вражеских солдат и офицеров.

За мужество и героизм, проявленные в боях на улицах Берлина, Петру Андреевичу Синельникову 31 мая 1945 года было присвоено звание Героя Советского Союза.

В уютном домике на одной из тихих улиц Моршанска живет майор запаса Петр Андреевич Синельников.

Время делает свое. И трудно теперь во всех подробностях вспомнить о всех сражениях, даже о тех нескольких днях без сна и отдыха, когда, выбивая гитлеровцев из каждого дома, каждого двора, каждого этажа, пробивались артиллеристы по горящему Берлину к тому месту, где взвился алый стяг нашей победы. Но бывают дни, когда ветеран долго не может уснуть и вспоминает в мельчайших подробностях все пережитое, боевых друзей, места боев, и кажется ему тогда, что это было только вчера.

Л.Г. Дьячков

http://otambove.ru